— Надо полагать, я сплю здесь, в кресле?

— Почему?

— Потому что туда я точно не лягу! Бог знает что там можно подцепить.

Я поднял ее сумку с полу:

— Ты не будешь спать ни на диване, ни в кресле. Ляжешь на мою кровать.

— Наверняка это рассадник заразы еще похуже, чем диван.

— Нет. Там я сплю один.

Она закатила глаза:

— Ну конечно!

— Я серьезно. Сексом я занимаюсь на диване, а в спальню никого не пускаю.

— А чем я такая особенная, что для меня ты решил сделать исключение?

Я чуть было ей не признался. Слова вертелись на языке, но я себе-то не решался их сказать, не то что ей. В глубине души знал, что я кусок дерьма и она заслуживает большего. Она действительно была особенная. Поэтому мне, с одной стороны, хотелось взять ее в охапку и отнести в постель, а с другой стороны, я не мог себе этого позволить. Эбби казалась мне моей противоположностью: снаружи она невинна, но глубоко внутри у нее какая-то болячка. В ней, Голубке, было нечто очень нужное мне. И хоть я не знал, как это назвать, я старался засунуть свои дурные привычки подальше. Иначе все бы пропало. Я видел: Эбби может быть снисходительной к людям, но ее терпимость имеет определенные границы, которых лучше не переступать.

Ничего такого я говорить не стал. Мне пришел в голову более удачный ответ, и я, усмехнувшись, сказал:

— Ты разве планировала сегодня заняться со мной сексом?

— Нет!

— Вот этим-то ты и отличаешься от других. А теперь оторви свою сердитую задницу от кресла: душ к твоим услугам. Потом займемся биологией.

Она вспыхнула, но сделала, как я сказал. Чуть-чуть не задев меня плечом, быстро прошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Водопроводные трубы подняли тоскливый вой.

Вещей Эбби взяла немного: только самое необходимое. Я нашел у нее в сумке шорты, футболку и двое белых трусов. Вытащил их и, рассмотрев, закопал поглубже. Трусы были самые обыкновенные, белые с сиреневыми полосками. Значит, она не собиралась раздеваться передо мной. Даже подразнить не собиралась. Это немного разочаровывало, и в то же время теперь Эбби нравилась мне еще больше. Интересно, а есть ли у нее вообще открытые трусики?

Может, она девственница? Я рассмеялся: девственница в колледже — в наши дни это неслыханно.

Еще я нашел в сумке тюбик зубной пасты, щетку и баночку с каким-то кремом для лица. Взяв все это и прихватив чистое полотенце из бельевого шкафчика, я направился в ванную. Постучал. Эбби не ответила. Тогда я просто вошел: во-первых, она за шторкой, а во-вторых, у нее нет ничего такого, чего бы я не видел.

— Мерик?

— Нет, это я.

— Какого черта? Уходи! — взвизгнула Эбби.

Я хохотнул, обрадованный этой инфантильной реакцией, и положил умывальные принадлежности возле раковины:

— Ты забыла полотенце, и я тебе его принес. А еще одежду, щетку, пасту и какой-то сомнительный крем, который нашел у тебя в сумке.

— Ты рылся в моих вещах? — Ее голос подскочил на целую октаву.

Я чуть не подавился смехом: надо же, до чего эта скромница переполошилась! А я ведь, как гостеприимный хозяин, только принес ей ее барахлишко! Можно подумать, я мог найти у нее в сумке что-нибудь интересное. Интересного там не больше, чем в портфеле училки воскресной школы.

Я выдавил немного пасты из Голубкиного тюбика на свою щетку и включил кран. Эбби сначала странно притихла, а потом из-за шторки показались ее глаза и лоб. Я чувствовал, как она взглядом прожигает мне дыру на затылке, но делал вид, что ничего не замечаю.

Непонятно, почему она так распсиховалась. Я, наоборот, стал какой-то подозрительно спокойный. Никогда не думал, что подобные бытовые картинки будут меня умилять.

— Уходи, Трэвис! — прорычала она.

— Не могу же я лечь, не почистив зубы!

— Если ты подойдешь к этой шторке ближе чем на два дюйма, я выколю тебе глаза, пока ты спишь!

— Не бойся, Голубка, я не буду подглядывать.

При этом я не без некоторого удовольствия представил себе, как она склоняется надо мной — пусть даже и с ножом. Но лучше бы, конечно, она склонилась надо мной без ножа.

Я почистил зубы и, довольный, направился в спальню. Через несколько минут трубы затихли, но Эбби все никак не выходила. Я снова подошел к двери ванной и нетерпеливо заглянул внутрь:

— Давай быстрее, Голубка, а то я тут состарюсь!

Я не ожидал, что вид Эбби после душа произведет на меня большое впечатление: она ведь уже щеголяла передо мной ненакрашенная. Но сейчас кожа у нее порозовела и как будто светилась, а длинные мокрые волосы были зачесаны назад и блестели. Я невольно замер. Эбби с размаху запустила в меня расческой. Я пригнул голову, потом захлопнул дверь и, усмехаясь, вернулся в комнату.

Через какое-то время я услышал, как маленькие ножки зашлепали по коридору в направлении моей спальни. От этого звука сердце у меня забилось сильнее.

— Спокойной ночи, Эбби! — прокричала Мерик из комнаты Шепа.

— Спокойной ночи, Америка.

Ха-ха! Не знаю, как насчет всей Америки, но мне, благодаря подружке моего двоюродного братца, теперь вряд ли удастся спокойно поспать. Казалось, я подсел на какой-то наркотик: хочется все больше и больше, не можешь остановиться. Правда, зависимость от наркотика возникает после того, как его попробуешь, а к Эбби я даже не прикасался. Я просто старался быть рядом с ней, и от этого мне становилось хорошо. Больше надеяться было не на что.

Голубка тихонько стукнула в дверь, и я очнулся:

— Заходи. И можно не стучать.

Эбби вошла: темные мокрые волосы, серая футболка, клетчатые шортики. Судя по ее расширенным глазам, внимательно изучающим голые стены, она пыталась сделать какие-то выводы обо мне, исходя из того, как обставлена моя спальня. Голубка оказалась первой женщиной, которую я сюда впустил. Я вовсе не ждал этого момента, но вот она вошла, и неожиданно я сам стал воспринимать свою комнату по-новому.

Раньше это было просто место, где я спал. В остальное время я тут почти не бывал и поэтому не задумывался, уютно или нет. Теперь пустота белых стен бросилась мне в глаза. Сюда вошла Эбби, и до меня дошло, что моя спальня — это мой дом, а дома не должно быть так голо.

— Симпатичная пижамка, — наконец сказал я, садясь на кровать. — Заходи, не бойся, я не кусаюсь.

Эбби опустила подбородок, приподняв брови:

— А я и не боюсь. — Ее учебник по биологии шлепнулся рядом со мной. — У тебя есть ручка?

Я кивнул в сторону тумбочки:

— Возьми в верхнем ящике.

Сказав это, я похолодел: сейчас она обнаружит мой стратегический запас — и тогда мне конец!

Эбби оперлась коленом о кровать, дотянулась до тумбочки, порылась в ней и отпрянула. Схватив ручку, захлопнула ящик.

— В чем дело? — спросил я, делая вид, что читаю учебник.

— Ты ограбил поликлинику?

Откуда Голубке знать, где берут такие вещи?

— Нет, а что?

Она скривила лицо:

— Ты, видно, решил запастись презервативами на всю оставшуюся жизнь.

Ну вот, началось!

— Береженого Бог бережет, верно?

С этим было не поспорить. Я ждал, что Эбби начнет кричать и обзываться, но она просто закатила глаза. Я продолжал листать учебник, стараясь не выдать своего облегчения.

— Ладно, давай начнем отсюда… Боже мой! Фотосинтез? Разве вы его в старших классах не проходили?

Она замялась:

— Вроде как проходили… Это вводный курс, Трэв. Я не сама составляла себе программу.

— Ты ведь ходишь на матанализ! Как можно быть такой продвинутой по математике и такой отсталой по естественным наукам?

— Я не отсталая. Любой курс начинается с повторения.

— Да что ты говоришь! — съязвил я. Потом принялся в общих чертах объяснять фотосинтез и строение растительной клетки. Говорил долго и нудно, но Эбби слушала, не пропуская мимо ушей ни единого слова. Даже можно было подумать, будто я сам интересую ее не меньше, чем получение зачета. — Итак, липиды… Давай повторим, что это такое.

Голубка сняла очки: